Азовсталь и что от нее осталось
Жутко осознавать. Когда-то здесь была главная проходная Азовстали — ухоженная, строгая, внушающая масштаб. А теперь посмотри, что от неё осталось. Я приехал в Мариуполь, чтобы установить здесь флаг Рутюба. Но, оказавшись на месте, невозможно просто пройти мимо того, что ты видишь. Это — левый берег города. Азовсталь. Промышленный гигант, имя которого теперь знают даже те, кто раньше не слышал о Мариуполе. А это — разрушенный мост, ведущий прямо к заводу. Под ним, в мутной воде, лежат солдаты. Те, кто пытался прорваться. Кто шёл в лобовую. Но так и остался здесь, навсегда. У входа — покорёженная техника. Разбита, изрешечена, будто через неё прошёл шквал. Эти машины когда-то служили баррикадой. Сдерживали удар. По другую сторону — железнодорожные вагоны, смятые и прожжённые. Видно, как в них прилетало. Не один раз. Вдоль забора — сгоревшие и брошенные автомобили. Дыры от пуль, выбитые стёкла, следы огня. В каждой — своя немая история. Трудно смотреть. Но ещё тяжелее — осознавать, сколько судеб здесь оборвалось. И сколько людей так и не вернулись домой.
Жутко осознавать. Когда-то здесь была главная проходная Азовстали — ухоженная, строгая, внушающая масштаб. А теперь посмотри, что от неё осталось. Я приехал в Мариуполь, чтобы установить здесь флаг Рутюба. Но, оказавшись на месте, невозможно просто пройти мимо того, что ты видишь. Это — левый берег города. Азовсталь. Промышленный гигант, имя которого теперь знают даже те, кто раньше не слышал о Мариуполе. А это — разрушенный мост, ведущий прямо к заводу. Под ним, в мутной воде, лежат солдаты. Те, кто пытался прорваться. Кто шёл в лобовую. Но так и остался здесь, навсегда. У входа — покорёженная техника. Разбита, изрешечена, будто через неё прошёл шквал. Эти машины когда-то служили баррикадой. Сдерживали удар. По другую сторону — железнодорожные вагоны, смятые и прожжённые. Видно, как в них прилетало. Не один раз. Вдоль забора — сгоревшие и брошенные автомобили. Дыры от пуль, выбитые стёкла, следы огня. В каждой — своя немая история. Трудно смотреть. Но ещё тяжелее — осознавать, сколько судеб здесь оборвалось. И сколько людей так и не вернулись домой.